Он замедлил шаг и осторожно коснулся пальцами моей щеки. Едва-едва — и сразу отдернул руку.

— Прости, — произнес Дэриэлл, скучнея. — Я, кажется, заигрался.

Я шла, полыхая румянцем, и не знала, что и думать.

Запас удивления, отмеренного мне на ближайший год, уже заканчивался, хотя прошло всего полдня.

Оставшийся путь до «арены», где Акери проводил свои изуверские тренировки, мы хранили молчание. Дэйр размышлял о чем-то своем, а я… я разглядывала целителя, пытаясь отыскать признаки шакаи-ар в привычных аллийских чертах. И то ли замечала, то ли выдумывала сама — слишком плавные для целителя движения, когти, то укорачивающиеся, то удлиняющиеся, манеру проводить время от времени языком по заострившимся клыкам…

А Дэриэлл, не подозревающий о моих душевных метаниях, словно дразнил меня. То слишком приближался, почти вплотную, обдавая жаром — шакарская температура тела ощущалась даже сквозь два свитера, его и мой. То блестящими когтями отводил с лица золотистую прядь, слегка задерживая пальцы у виска. Задумчиво опускал ресницы, шел почти вслепую, чудом (или шакарским чутьем?) не запинаясь о приподнятые края каменных плиток и ступени лестниц, облизывал постоянно пересыхающие, темные губы…

Я поймала себя на том, что последние пять минут взгляда не отвожу от этих самых губ и постоянно спотыкаюсь — и покраснела.

Возможно, мне показалось, но Дэйр понимающе усмехнулся.

«А ему идет быть шакаи-ар, — отметила я, чувствуя странное волнение. — Жалко, что он читает мысли при физическом контакте. Здорово было бы идти с ним под руку, как раньше…»

Осознав, о чем я только что подумала, я чуть было не поставила ногу мимо ступеньки.

Мне… нравилсяДэриэлл?

Определенно.

То есть, конечно, он мне всегда нравился — его добрый взгляд, мягкий, глубокий голос с «целительскими» нотками, ощущение надежности и тепла. Но в последнее время я стала многовато заглядываться на то, на что раньше внимания не обращала. На губы, на полоску кожи, которая становилась видна из-под свитера, когда Дэйр поднимал руки, доставая что-нибудь с верхней полки…

Как на Максимилиана.

…стала заглядываться сама. Без всяких провокаций, вроде поцелуев или бережных прикосновений к щеке.

Боги, ну я и испорченная.

Слово отозвалось неприлично-завлекательными ассоциациями, и я смутилась окончательно.

Неожиданно горячие пальцы обхватили мою ладонь.

— Ну, зачем, — пробормотала я, слабо пытаясь высвободить руку. Без особого желания — идти так близко от Дэйра, касаться его было… приятно.

— Ты слишком много спотыкаешься, Нэй, — безмятежно пояснил Дэриэлл и улыбнулся. — Вряд ли Ксиль обрадуется, если у тебя на лбу появится шишка.

— Значит, тебе придется меня ловить, — отшутилась я, стараясь выбросить из головы все «вредные» мысли.

Да, он мне нравится. Ну и что? Дэриэлл ведь красивый, а Ксиль — и вовсе воплощение чувственности — когда сам хочет таким казаться. Странно было бы, если бы я реагировала на них совершенно равнодушно.

«В конце концов, — промелькнула пугающая и до дрожи притягательная мысль, — Ксиль говорил, что мы трое — уже семья. А это значит, что у меня будет очень красивый муж… два очень красивых мужа».

— Постараюсь оправдать твое доверие, — произнес Дэриэлл, вольно или невольно добавляя в наш диалог двусмысленности.

А мне подумалось, что я тоже должна «оправдать доверие». Или, по крайней мере, начать уже соответствовать. Хрупкая и волшебная Феникс вполне гармонично смотрелась рядом с Шеаном и Теа. Загадочность и печаль придавали Айне совершенно особенный шарм, и ухаживания Ириано казались чем-то правильным и логичным… А вот наша троица, наверное, выглядела комично.

Два принца на одну замарашку.

Коса у меня была неопрятной и постоянно разлохмачивалась — будто бы сама собой. В одежде я предпочитала свободный стиль — джинсы, рубашки и свитера. Да еще и фигура…

— У тебя замечательная для твоего возраста фигура, нежная кожа и выразительные глаза, — улыбнулся Дэриэлл в сторону. Я панически дернулась, но он держал крепко. — Ты сама не замечаешь, как взрослеешь, и недооцениваешь себя. Впрочем, у вас это семейное, похоже, — он поймал мой взгляд и подмигнул — с добродушной иронией. — Эстиль Элен тоже иногда с недоверием косится в зеркало, когда думает, что никто этого не видит.

— Мама? — я так удивилась, что разом забыла обо всех своих комплексах. — Быть такого не может! Она же выглядит, как королева!

— Все королевы когда-то были принцессами, Нэй, — он разжал пальцы, позволяя мне отступить, но я уже раздумала отстраняться. Надо было привыкать к тому, что теперь мои мысли будет читать не только Ксиль, или учиться ставить настоящие щиты. — Но, возможно, мы с Ксилем действительно торопим время. Тебе еще далеко до совершеннолетия. Почти четверть века до рубежа! И было бы несправедливо заставлять тебя взрослеть быстрее, чем это заложено в психике равейн. Детство и юность — не самое плохое время, поверь. Лучшие воспоминания — родом оттуда, — улыбка его стала мечтательной. — Даже у меня, Нэй, поверишь ли…

— А вот Ксиль остался без детства, — ответила я невпопад, и сердце кольнуло грустью.

Дэйр едва заметно сжал пальцы.

— Возможно, поэтому он более терпелив, чем я, — произнес он с оттенком самоиронии. — Поменьше думай обо всем этом, Найта. Чувства надо переживать, а не анализировать…

Дэриэлл вдруг остановился так резко, что я, сделавшая по инерции пару шагов, чуть не вывихнула себе кисть — мы все еще держались за руки.

— Что произошло? — грудь сжало нехорошее предчувствие. Дэйр побледнел, как привидение.

— С моим княземчто-то случилось.

Больше мне объяснений не понадобилось.

До «арены» оставалось всего несколько сотен метров по выстывшим коридорам башни. Нити я увидела почти сразу — и дернула за них, пытаясь срезать путь равейновскими методами. И поэтому у дверей зала оказалась на несколько секунд раньше Дэриэлла, бежавшего быстро и бесшумно, как шакаи-ар.

А там, в зале, было темно от черного тумана, пронизанного серебристыми сполохами и синими молниями. И воздух дышал такой тоской, что я, не раздумывая, шагнула через порог прежде, чем Дэйр ухватил меня за плечо. Золотистые когти сомкнулись на пустоте, а я… я упала в дикое смешение энергий.

…это было непохоже на погружение в крылья. Вместо бури противоречивых эмоций и ощущений — зияющее ничто, провал в ткани мира. Вместо свежести горного ветра — пекло.

И жуткое, сводящее с ума чувство неправильности.

Я скорее почуяла, чем догадалась, что тоска принадлежит Акери, который тоже был рядом, где-то в этом черном тумане. А пустота… пустота — это…

— Ксиль!

Не крик — шепот.

И — слезы, закипевшие в уголках глаз.

— Ксилле! — выдохнул Дэйр совсем близко от меня — и его голос словно бритвой по нервам резанул.

Я чувствовала, что секунды уходят, словно песок пересыпается в невидимых часах. И если песчинок наверху останется слишком мало…

Пустота.

Она была неправильной, отвратительно неправильной. Ее нужно было чем-то… заполнить?

Идея созрела мгновенно.

Свет — яд для шакаи-ар. Тьма — тоже. Остается только заполнить пустоту… мной?

И я пустила по нитям, по узору внутри этой комнаты — себя.

Как будто кровь вновь побежала по опустевшим венам. Все мои комплексы и терзания, и смущение, и тревога, и любовь, любовь, любовь невозможная, смешанная со страхом потери и предвкушением чего-то нового, жаркого, волшебного… Черный туман впитывал эту гремучую смесь, как песок — воду, но оставался жадным и сухим.

Мало.

Кажется, это была чья-то мысль — то ли моя, то ли Дэйра, а, может, и Акери, который излучал почти физически ощутимую муку… Но в следующую секунду Дэриэлл резко развернул меня, склонился… и укусил за нижнюю губу. До крови.

— М-м-м!

Думаю, такого винегрета из удивления на грани шока, удовольствия и стыда эти стены еще не видели.