— Я забыл, — по-детски наивно попытался оправдаться Максимилиан. Видимо, градус недоверия у нас с Дэриэллом превысил предельно допустимое значение, и князь использовал единственно верный антидот: свой неповторимый жалобный взгляд а-ля «несправедливо обиженный подросток». — Честно.

«Пока я еще выгляжу младше Ксиля, но когда-нибудь стану взрослой женщиной, — с ужасом подумала я. — Если уже сейчас он давит на материнские инстинкты, что потом-то будет?»

Максимилиан презабавно хлопнул длиннющими ресницами и вдруг рассмеялся — бархатным и порочным смехом, никак не вяжущимся с образом подростка.

«Тогда, малыш, — мурлыкнул он мысленно, — я буду давить на другие инстинкты, уж поверь…»

Дэйр сдавленно кашлянул и упрямо-собственническим жестом перетащил меня на колени, словно умудрился подслушать наш диалог.

«Не подслушал, — усмехнулся Ксиль, довольно глядя на заалевшие скулы Дэриэлла. — Но подозревает».

— Если ты «забыл», то, может, хоть теперь расскажешь? — пробурчала я, цепляясь в руку Дэйра, как в последнюю защиту от княжеского обаяния. Максимилиан только фыркнул:

— Расскажу. Найта… — он проникновенно заглянул мне в глаза, на сей раз не изображая ни ребенка, ни коварного соблазнителя. Мне подумалось, что такие вот взоры гораздо опаснее любой игры, потому что одной своей искренностью они основательно выбивают почву из-под ног. — Торжественно сознаюсь в том, что я дурак. Тай мне это очень подробно объяснил, он умеет.

Ксиль сделал выразительную паузу. У меня вырвался вздох:

— Хорошо, предположим, то, что ты дурак, мы и так знаем, — с воистину целительским смирением изрек Дэйр и опустил трепещущие ресницы, в точности копируя манеры князя. — Может, теперь объяснишь, почему?

— Это мое естественное состояние, — с трогательным смущением откликнулся Максимилиан.

Я спрятала лицо у Дэйра на плече. Меня душил неприличный для серьезного разговора смех. Эти двое могли любую трагедию превратить в комедию… если хотели.

Невозмутимо дождавшись, пока приступ веселья закончится, Максимилиан продолжил:

— Но на этот раз я совершил особенно фееричную глупость, и Тай был дважды прав. Дело в том, что переход в разряд старейшин затрагивает довольно тонкие материи, — Ксиль на мгновение замолчал, и я посерьезнела — его замешательство было непритворным. Может, он правда не знал? — Я всегда был исключением в плане силы, вот и посчитал, что и теперь справлюсь сам. Но старейшина — это не просто очень сильная особь шакаи-ар. Перемены происходят на всех уровнях. Изменяется природа голода — доля жизненной силы и материи становится минимальной, но возрастает потребность в эмоциях, причем в сотни, в тысячи раз. Но это не главное, — он нахмурился и немного неловко взъерошил волосы. — Старейшины могут погружаться в особый вид транса. Это необходимо, чтобы освоить превращение тела в чистую энергию, в крылья. Только в отличие от них «туман» имеет очень слабую эмоциональную насыщенность. Проще говоря, когда старейшина погружается в транс, то не чувствует ничего. Привязанности, потребности… даже любовь — все исчезает.

Стоило представить эту пустоту, и меня передернуло от ужаса. Пульс у Дэриэлла ускорился, хотя по лицу целителя нельзя было прочитать ничего — только любопытство и сдержанное сочувствие.

Не чувствовать совершенно ничего… думаю, чем-то похоже на состояние транса эстаминиэль, когда в венах течет чистая сила, и сердце слушает лишь ее шепот.

— Может, поэтому эмоциональный голод усиливается, — прошептала я пересохшими губами. Максимилиан отвел взгляд.

— Скорее всего, так. Поэтому-то старейшинам и нужна «точка возврата», то, что станет напоминать… тот, кто позволит стать для тебя всем. Иногда этих «точек» бывает несколько — два, три, четыре человека, — Ксиль вдруг улыбнулся в сторону. — Не посчитайте за наглость, но я решил, что моими станете вы. Найта и Дэриэлл. И, может, Тантаэ. Но он почему-то против, — Максимилиан обернулся к нам, и глаза его сверкнули нездоровым весельем. — Вот уж не думал, что доживу до того момента, когда окажусь по другую сторону связи старейшины и «точки»… — он осекся.

У меня мелькнула нехорошая догадка.

— Акери, — тихо произнесла я.

Максимилиан не стал отрицать.

— Так получилось, что я оказался его единственной «точкой опоры», — наверное, в моем взгляде появилась ревность, потому что Ксиль передернул плечами и с деланной небрежностью продолжил: — Предупреждая твои расспросы, скажу, что у меня в жизни были разные… периоды. В том числе и такие, когда я нуждался в Акери. И не в защите клана дело. Но прежде чем спрашивать, пожалуйста, определись, что тебе важнее: то, через что я прошел, или то, к чему пришел.

— Второе, — тихо произнесла я, сгорая от стыда.

А про себя добавила, что еще важнее, куда мы все вместе пойдем теперь. Но это будет зависеть только от нас.

Больше в тот вечер разговоров о вечном не было. Мы перескакивали с одной банальной темы на другую: погода, приближение нового года, пытались угадать, кто приедет раньше — Джайян или Этна. Спать легли по уже устоявшейся традиции в одной постели. Я — у стены, целитель — с краю. А князь нагло развалился прямо посередине, умудрившись и уткнуться носом мне в шею, обвивая одной рукой талию, и притянуть к себе Дэйра.

Уже засыпая под недовольное ворчание целителя и почти кошачье мурлыканье Ксиля, я запоздало вспомнила, что так и не навестила брата. И с мамой тоже не поговорила, а она наверняка все эти дни ждала хотя бы звонка. Меня обуял смутный стыд, как будто я невольно обидела самых близких своих людей. Конечно, в последнее время случилось ужасно много всего. Проблемы Рэма и Люси, внезапно открывшееся прошлое Максимилиана, опыты с «бездной», запутанные отношения Ириано и Тантаэ…

Кажется, я поучаствовала во всех мало-мальски значительных событиях, а вот о семье забыла.

«Это нормально, — успокаивающе ткнулся в виски мысленный голос Ксиля. — Ты не стала любить их меньше. Уж поверь эмпату. Просто у тебя появилась новая семья, а свежие связи требуют гораздо больше внимания… Как свежие раны».

«Странное сравнение».

Я повернула голову. От макушки Ксиля пахло медом — сладкий аромат аллийского мыла. Чуть влажные волосы щекотали подбородок и нос. Я прихватила одну прядку губами — почти поцелуй. И на мгновение испугалась от мысли, что могла потерять все это из-за дурацкой самоуверенности моего князя…

Ксиль редко говорил о любви. Он предпочитал показывать ее, каждым поступком, каждым жестом. Даже во сне князь чутко улавливал мое настроение. Обнимал, крепко прижимая к себе, когда я нуждалась в этом, или позволял отгородиться от всего мира в коконе из одеял. Рядом с Максимилианом никогда не было ни жарко, ни холодно, словно он подстраивал под чужие желания даже температуру собственного тела. Порой я ощущала его продолжением себя, вроде руки или ноги… или сердца, которое почему-то билось вовне…

Медленно, размеренно… тук… тук… тук…

«Странное сравнение? — донеслось до меня сквозь сон удивление Ксиля. — Раны затягиваются, появляются шрамы. Любовь тоже оставляет следы, только в душе… Эй, малыш? Найта?.. Надо же, заснула…»

Второй день подряд мое утро началось с визита Мэйсона. На этот раз некромант был совершенно спокоен, но мрачен, как на похоронах. Ксиль стоял поодаль, рассеянно разглядывая пустые книжные полки. Дэриэлл сидел рядом с Рэмертом, частично копируя его позу — переплетенные в замок руки, слегка ссутуленные плечи… Так Силле вел себя, когда беседовал с особенно трудными пациентами.

Резко пахло мятой и пустырником.

— Что случилось? — мой голос со сна звучал хрипло.

Рэм промолчал. Вместо него ответил Дэриэлл, с той заботливо-нейтральной интонацией, которая свойственна только целителям и священникам в человеческих храмах.

— Люси отравилась. Похоже, намеренно. Соседки по общежитию вовремя заметили ее состояние и вызвали дежурного мага… К счастью, Люси спасли. Но… — Мэйсон резко вскинул голову, и Дэриэлл замолчал.